Пажиро умерла при родах, и, возможно, если бы с Ченело случилось тоже самое, он простил бы ее. Но когда она выжила и произвела на свет здорового сына, такого же смуглого и безобразного, как она сама, Варенечибел злобно сказал, что если она надеялась заменить Пажиро и ее нерожденного ребенка, то сильно просчиталась. Как только Ченело оправилась, чтобы выдержать дорогу, ее с ребенком выслали в Исварое, гда она и провела последние восемь лет своей жизни.

Она умерла в серый, ветреный день в середине весны, а так как мертвая Императрица была для Варенечибела чуть более приемлема, чем живая, он отдал приказ о немедленной подготовке к торжественным государственным похоронам. Это было правильным решением, потому что Великий Авар, который ни разу не выразил протеста по поводу лечения своей дочери, пока она была жива, и не замечал ничего странного в том, что муж Ченело полностью забыл о жене после того, как она подарила ему сына, почувствовал бы себя глубоко оскорбленным, если бы ее телу не оказали должного уважения. Тихий дом в Исварое был оккупирован секретарями, чиновниками, священнослужителями, большинство из которых вообще не замечало Майю, а заметив, могли только вздохнуть и покачать головой. Пока мог, он прятался в спальне матери.

Если бы он мог просто лечь и умереть от горя, то так бы и сделал. Мать была для него всем миром, и хотя она сделала все возможное, чтобы подготовить его, он был слишком мал, чтобы понять, что означает собой смерть, и когда Ченело исчезла, в центре его мира образовалась зияющая черная дыра, которая ничем не могла быть заполнена или скрыта. Он искал ее повсюду, даже когда ему показали ее неподвижное тело, он продолжал искать, и нигде не мог найти.

Оставшись один, он часто плакал, не доверяя странным взрослым, которые суетились вокруг него, нарушая покой Исварое громкими голосами, шумом повозок и топотом стремительных шагов. А потом настал день, когда ему сказали, что он должен покинуть Исварое, и отвезли на дирижабле в Унтеленейс, в который он никогда до конца не верил, убежденный, что дворец существовал только в сказках матери.

И теперь, сидя здесь, в этом ветхом и чистом храме бога Луны, который был так же богом сновидений, смерти и возрождения, он вспоминал звонкое эхо среди холодного мрамора Отрасмера в Унтеленейсе с его отдельными башнями для каждого из богов. Так как в храме Ули не было места для полных государственных похорон, гроб с телом Ченело был установлен под центральным куполом, где когда-то отпевали Императрицу Пажиро и Императрицу Лэшань. Вместо одного прелата, там суетилось целое стадо священников и каноников, окружавших Архипрелата в красных одеждах, источающих облака ладана, а вокруг неподвижно высилась толпа белокурых бледных эльфов в сложных черных одеждах, которые стояли и слушали безмолвно и безразлично.

Здесь тишину иногда нарушали звуки подавленных рыданий, шелест ткани о ткань, когда один из скорбящих утешал другого. Однажды над головами людей взвился вопль ребенка, осознавшего потерю, и быстро расступившись, люди дали дорогу отцу, выносившему на руках из храма плачущую девочку. Никто, подумал Майя, не знает, как много все это значит для него.

Он вспомнил, как стоял тихий с окаменевшим взглядом рядом с дамой, которой досталось неблагодарное занятие присматривать за сиротой на похоронах. Хотя Ченело тщательно внушала ему беспристрастное отношение к своему браку, тем не менее, безграничная любовь к матери приблизила его к истине ближе, чем она когда-либо хотела допустить. Во всем происходящем был виноват его отец и двор его отца, и он представлял себе, как все они обрадуются, увидев его плачущим. Вот почему он не плакал у гроба матери, хотя потом плакал каждую ночь в течение многих недель в своей холодной и затхлой спальне в Эдономее. Он подумал, что мог сильно испугать своей печалью ту даму, и мысленно отметил, что нужно попросить Цевета разыскать ее, если это возможно.

В отличие от бесконечной церемонии похорон Ченело, которая так же ожидала теперь Варенечибела и трех его сыновей, прелат Улимера использовал короткую форму. Самой длинной ее частью был перечень погибших и их скорбящих родственников. С застенчивой неуверенностью взглянув на Майю, прелат добавил в конце:

— Император Варенечибел Четвертый, Немолис Драхар, Назира Драхар, Кирис Драхар, отец и братья Императора Эдрехазивара Седьмого.

Сморгнув внезапно набежавшие слезы, Майя поклонился прелату поверх сложенных у груди ладоней, как это делал каждый из скорбящих, не обращая внимание на неодобрительное сопение Бешелара у левого локтя.

После окончания службы Майе стало ясно, что прелат и община будут смущены зрелищем своего Императора, пробирающегося сквозь высокую траву к двенадцати свежевырытым могилам. Освободиться от этой обязанности не составило труда, надо было только вручить бразды правления в руки Бешелара, и тот с величайшей помпезностью завершил их визит. Майя улыбнулся прелату, и прелат улыбнулся в ответ. Бешелар доставил Императора к повозке, решительно оттеснив Калу назад. Кучер щелкнул кнутом над лошадиными спинами, и они тронулись в обратный путь.

За десять минут никто не сказал ни слова. Бешелар выглядел так, словно повторял про себя все любимые эпитеты Сетериса, и «жуть болотная» была не самым обидным из них. Кала мечтательно смотрел в окно, как и на пути в Улимер, а сам Майя, сцепив руки на коленях, рассматривал их темную кожу и грубые, уродливые суставы.

Внезапно Кала повернулся и спросил:

— Ваше Высочество, почему вы захотели присутствовать на службе?

В его голосе звучал искренний интерес, но Майя ответил:

— Я не знаю.

На самом деле он знал, даже слишком хорошо, но не желал обсуждать своего отца ни с нохэчареем, ни с кем другим. Пусть эта правда будет похоронена вместе с ним, подумал он. Императору Эдрехазивару VII нет нужды говорить о своей ненависти к Варенечибелу IV.

И хуже всего было то, что он даже не испытывал ненависти к своему отцу; он не мог ненавидеть человека, которого почти не знал. Мысль об ужасе и отвращении Бешелара была так же тягостна, как обязательство таскать на шее жернов в течение всей оставшейся жизни.

Внезапно он вспомнил, что забыл использовать официальную форму местоимения, так что Бешелар был шокирован в любом случае. Избегая глядеть в сторону Бешелара, он повернулся к окну и обнаружил, что расплывчатые голубые глаза смотрят на него с неожиданной симпатией.

— Ничто не может сделать утрату легче, — сказал Кала, — но молчание может усугубить горе.

— Слова тоже не помогут, — ответил Майя.

Кала немного отодвинулся, как кошка, получившая щелчок по носу, и тишина, то ли напряженная, то ли задумчивая воцарилась в салоне повозки, и не прерывалась, пока они не достигли Унтеленейса.

Глава 5

Домашние дела

К концу ужина, поздно вечером, Майя был уже настолько измучен, что не мог сосредоточиться ни на чем. Как только они вернулись из Улимера, он попросил Бешелара проследить, чтобы решетку Алсетмерета закрыли на замок, и наотрез отказался давать аудиенции кому-либо до завтрашнего дня.

Впрочем, это вовсе не означало, что ему удастся провести вечер в одиночестве. Наверное, Эсаран сидела в засаде, потому что набросилась на него, как только он сделал шаг за пределы решетки. Она не позволила ему вернуться в Черепаховую гостиную под предлогом, что эта комната не соответствует его императорскому достоинству, и чуть не силой притащила в Розовую приемную этажом выше, огромное помещение, где вполне можно было играть в прятки, оформленное в гнетущих черно-вишневых тонах. Стены здесь были оклеены порчайнийскими шелковыми обоями с замысловатым узором из переплетающихся роз всех оттенков от темно-фиолетового до оранжево-красного, да еще с позолоченными краями лепестков.

Эсаран заготовила бесконечный список вопросов, требующих немедленного решения, и когда он попытался намекнуть, что доверяет ее компетенции, она округляя на него глаза, напомнила, что среди пострадавших в результате крушения «Мудрости Чохаро» были так же эдочареи, личные слуги Императора. Ее тон явно указывал, что отныне ему не позволено будет самому заботиться о себе, как он всегда делал в Эдономее. Она так же добавила, что Клемис Аттереж в нетерпением ждет императора, чтобы обсудить вопросы его нового гардероба и определиться с закупками новых тканей.