Чавар подпрыгнул, как лягушка. Он не может ударить тебя, сказал себе Майя. И он не может возненавидеть тебя сильнее, чем уже ненавидит. Тебе не следует бояться его гнева.

Он не очень верил себе, но знал, что лучше притвориться уверенным.

— Вы сомневаетесь в нашем слове, Ваше Высочество? — Понизив голос, спросил Чавар.

Это было опасное обвинение, и Майя знал, что лучше не углубляться в эту тему, поэтому ответил:

— Мы заявляем принцип нашего правления. Если Варенечибел Четвертый не оставил распоряжений, написанных его собственной рукой, мы будем выносить решение, исходя из собственного мнения. — Он посмотрел на Чавара, тяжело дышащего приоткрытым ртом, и добавил: — Прошу извинить, лорд-канцлер, мы опаздываем на обед.

Он обошел лорда-канцлера и, хотя знал, что не может двигаться так же величественно, как Чавар, покинул Мишентелеан со всем возможным достоинством.

Хотя лорд-канцлер задержал Майю, обедал он не спеша. Сначала подали кислый суп со свеклой, затем биточки из оленины с маринованным имбирем; Майя ел, а Цевет тем временем разъяснял порядок приема просителей во второй половине дня. Время от времени Император должен был давать публичные аудиенции придворным, обращающимся с просьбами, обидами или другими вопросами, которые по их мнению должны быть доведены до личного сведения Императора. Сегодня предполагалось присутствие нескольких простолюдинов, но это, как сказал Цевет, были исключительные случаи. Пока он разъяснял процедуру, посредством которой просители получали разрешение на аудиенцию, Майя заметил, но не высказал вслух, что целью правительства, казалось, было отгородить Императора от его подданных. На личном уровне он был благодарен, но не мог не спросить себя, не повлечет ли этот принцип изоляции власти дурных последствий.

Список просителей оказался неожиданно длинным.

— Их будут допускать строго по графику, Ваше Высочество, — заверил Цевет, заметив то ли в выражении лица Майи, то ли движении его ушей легкую тревогу.

Майя кивнул и попытался успокоиться, но это был очень длинный список незнакомых имен, которые он даже не мог запомнить, пока Цевет не добрался до имени, которое Майя знал слишком хорошо.

— Дач'осмер Эшевис Тетимар просит разрешения представить Императору свою сестру Дач'осмин Фару Тетимин.

— Никто еще не представлял нам своих сестер и дочерей, — заметил Майя, вспомнив, с какой ловкостью Наревис Чавар подсунул ему свою кузину Осмин Дашенин.

— Это старинный обычай, Ваше Высочество, — сказал Цевет. — Его придерживались многие императоры-Варедисы, в частности дед Вашего Высочества. Как вы уже догадались, он рассчитан на значительное количество зрителей.

— Да, — ответил Майя. — То есть Дач'осмер Тетимар чрезмерно щепетилен или его поведение намеренно оскорбительно?

— Вряд ли, Ваше Высочество, — сказал Цевет, потом встряхнул ушами так, что зазвенели серебряные кольца. — Скорее всего, Ваше Высочество, он просто хочет убедиться, чтобы Дач'осмин Тетимин была представлена вам в качестве потенциальной Императрицы, а не случайной знакомой на музыкальном вечере.

— Его метод воздействия довольно неуклюж, — пробормотал Майя, снова подумав о Наревисе.

— Дач'осмера Тетимара нельзя назвать деликатным человеком, — сказал Цевет.

Майя подумал, что секретарь хотел произнести это легко, но прозвучало слишком напряженно; последовавшая за этими словами пауза казалась слишком долгой и неловкой. Наконец Цевет спохватился, взглянул на часы и сказал:

— Нам пора идти, Ваше Высочество. Будет выглядеть нехорошо, если Император опоздает на прием.

Каждым своим жестом Цевет безмолвно торопил Майю сосредоточиться на следующей задаче, чтобы вопрос об Эшевисе Тетимаре был забыт как можно скорее. Майя, презирая себя за любопытство, попросил:

— Скажите нам еще раз, кто придет первым?

И он сделал вид, что не заметил, с каким облегчением вздохнул Цевет.

Просители по одному входили в огромный, холодный и мрачный Унтелеан. Майю угнетала его гулкая пустота, и он сочувствовал своим просителям, которым предстояло преодолеть длинный проход от дверей до ступеней трона, не зная, ждет ли их теплый прием в конце пути. На самом деле, многие из них выглядели такими испуганными, словно зал приемов подавлял и их тоже. И для сбивчивых извинений простолюдинов и для показной бравады придворных Майя всегда держал про запас улыбку и не забывал о терпении. Несколько раз он повторил про себя молитву сострадания к жизни. Прием жалоб, как ни странно, не представлял никаких трудностей в значительной степени благодаря терпеливой помощи Цевета; нужно было просто выслушать просителя, не отвлекаясь на второстепенные подробности, и выяснить суть дела. Майя был удивлен, что справляется так хорошо: оказалось, он способен задавать правильные вопросы, добиваясь, чтобы проблема была представлена наиболее ясно и ему самому и просителю. Его нынешнее состояние не имело ничего общего с тем чувством вины и недоумения, что поселилось в нем после заседания Коражаса, и хотя Майя уж точно не отдохнул, но почувствовал приятную уверенность, которая помогала ему держать спину прямо, а уши высоко всю долгую половину этого дня.

Дач'осмер Тетимар, то ли случайно, то ли по мстительному замыслу Цевета, оказался последним. В любом случае, ожидание явно разозлило его, ибо он шагал к трону так быстро, что сестра никак не поспевала за ним.

Плохое начало, думал Майя, наблюдая, как Дач'осмин Тетимин семенит за братом. Она не была настолько уверена в себе, чтобы идти в своем темпе, а стремительные шаги брата вынуждали ее время от времени переходить на рысь. Одним словом, под жесткое стаккато каблуков Тетимара все присутствующие в зале молча наблюдали за ужасным нарушением приличий. В своих узких юбках со шлейфом и на высоких каблуках она не смогла бы передвигаться быстрее, даже ради спасения своей жизни. Майя почувствовал укол жалости еще до того, как она подошла ближе, и он смог заметить, как она дрожит от страха.

Фара Тетимин была красивой девушкой, хотя ей не хватало яркости, которая делала ее брата таким привлекательным. Она была одета в замысловатом и сложном стиле, поощряемом вдовствующей Императрицей, который, однако, ей совершенно не подходил: девушка была похожа на ребенка, вырядившегося для игры в материнское платье. Майя покорно попытался представить ее в качестве своей Императрицы, но кроме страха, явственно написанного у нее на лице, она ничем не отличалась от остальных девушек, которых он видел на поминках и в залах дворца.

— Ваше Высочество, — торжественно начал Тетимар, а затем заметил, что его сестры рядом с ним нет.

На мгновение на его лице отразилось нечто большее, чем раздражение, это заставило Майю стиснуть пальцами подлокотники трона. Затем Тетимар повернулся и стал смотреть, как приближается его сестра; сейчас он был разительно похож на Сетериса с часами в руках. К тому времени, когда Дач'осмин Тетимин достигла подножия помоста, она была полумертва от страха, а идеальная белизна ее кожи изуродована двумя красными пятнами на щеках.

— Ваше Высочество, — снова поклонился Тетимар.

Сестра рядом с ним тоже поклонилась, и намного изящнее, но только потому, цинично подумал Майя, что ее хорошо выдрессировали.

— Можем ли мы представить вашему вниманию нашу сестру Фару Тетимар?

Искушение завершить эту катастрофу, сказав «нет», было настолько серьезным, что сначала Майе не удалось выговорить вообще ни слова. Краска отхлынула от лица Дач'осмин Тетимин; по ужасу, мелькнувшему в ее взгляде, он понял, что по какой-то несчастной случайности она угадала его мысли. Даже Тетимар начал выказывать признаки беспокойства. Наконец Майе, удалось пробормотать:

— Мы очень довольны.

Он подозвал их ближе, хотя чувствовал, что снова проявил жестокость по отношению к Дач'осмин Тетимин, взбирающейся по лестнице. Но по крайней мере, теперь Тетимар поддерживал ее под локоть, так что Майе не нужно было беспокоиться, что она упадет.